Неточные совпадения
«Ну, яблочко так яблочко!
Согласен!
Благо, поняли
Вы
дело наконец.
Теперь — вы сами знаете —
Чем дерево дворянское
Древней, тем именитее,
Почетней дворянин.
Не так ли, благодетели...
Я хотел бы, например, чтоб при воспитании сына знатного господина наставник его всякий
день разогнул ему Историю и указал ему в ней два места: в одном, как великие люди способствовали
благу своего отечества; в другом, как вельможа недостойный, употребивший во зло свою доверенность и силу, с высоты пышной своей знатности низвергся в бездну презрения и поношения.
Стародум. Слушай, друг мой! Великий государь есть государь премудрый. Его
дело показать людям прямое их
благо. Слава премудрости его та, чтоб править людьми, потому что управляться с истуканами нет премудрости. Крестьянин, который плоше всех в деревне, выбирается обыкновенно пасти стадо, потому что немного надобно ума пасти скотину. Достойный престола государь стремится возвысить души своих подданных. Мы это видим своими глазами.
— Впрочем, — нахмурившись сказал Сергей Иванович, не любивший противоречий и в особенности таких, которые беспрестанно перескакивали с одного на другое и без всякой связи вводили новые доводы, так что нельзя было знать, на что отвечать, — впрочем, не в том
дело. Позволь. Признаешь ли ты, что образование есть
благо для народа?
Это
дело не мое личное, а тут вопрос об общем
благе.
«Боже вечный, расстоящияся собравый в соединение, — читал он кротким певучим голосом, — и союз любве положивый им неразрушимый; благословивый Исаака и Ревекку, наследники я твоего обетования показавый: Сам благослови и рабы Твоя сия, Константина, Екатерину, наставляя я на всякое
дело благое. Яко милостивый и человеколюбец Бог еси, и Тебе славу воссылаем, Отцу, и Сыну, и Святому Духу, ныне и присно и вовеки веков». — «А-аминь», опять разлился в воздухе невидимый хор.
— Если ты признаешь это
благом, — сказал Сергей Иванович, — то ты, как честный человек, не можешь не любить и не сочувствовать такому
делу и потому не желать работать для него.
Затем, чтобы в довольстве прожить остаток
дней, оставить что-нибудь детям, которых намеревался приобресть для
блага, для службы отечеству.
Стихи на случай сохранились;
Я их имею; вот они:
«Куда, куда вы удалились,
Весны моей златые
дни?
Что
день грядущий мне готовит?
Его мой взор напрасно ловит,
В глубокой мгле таится он.
Нет нужды; прав судьбы закон.
Паду ли я, стрелой пронзенный,
Иль мимо пролетит она,
Всё
благо: бдения и сна
Приходит час определенный;
Благословен и
день забот,
Благословен и тьмы приход!
— В нашей воле отойти ото зла и творить
благо. Среди хаотических мыслей Льва Толстого есть одна христиански правильная: отрекись от себя и от темных
дел мира сего! Возьми в руки плуг и, не озираясь, иди, работай на борозде, отведенной тебе судьбою. Наш хлебопашец, кормилец наш, покорно следует…
Именно оттуда учение: мужчина —
день, небо, сила,
благо; женщина — ночь, земля, слабость, зло.
—
Благо в суде теперь
дело кончено… Ну вот, теперь побледнела.
Мы часто повадились ездить в Нагасаки, почти через
день. Чиновники приезжали за нами всякий раз, хотя мы просили не делать этого,
благо узнали дорогу. Но им все еще хочется показывать народу, что иностранцы не иначе как под их прикрытием могут выходить на берег.
Мировоззрение это состояло в том, что главное
благо всех мужчин, всех без исключения — старых, молодых, гимназистов, генералов, образованных, необразованных, — состоит в половом общении с привлекательными женщинами, и потому все мужчины, хотя и притворяются, что заняты другими
делами, в сущности желают только одного этого.
Нехлюдов видел, что людоедство начинается не в тайге, а в министерствах, комитетах и департаментах и заключается только в тайге; что его зятю, например, да и всем тем судейским и чиновникам, начиная от пристава до министра, не было никакого
дела до справедливости или
блага народа, о которых они говорили, а что всем нужны были только те рубли, которые им платили за то, чтобы они делали всё то, из чего выходит это развращение и страдание.
Проект Зоси был встречен с большим сочувствием, особенно доктором, потому что в самом
деле чего же лучше: чем бестолково толочься по курзалу, полезнее в тысячу раз получать все
блага природы из первых рук.
В России есть смешение двух стилей — аскетического и империалистического, монашеского и купеческого, отрекающегося от
благ мира и обделывающего мирские
дела и делишки.
Природа русского народа сознается, как аскетическая, отрекающаяся от земных
дел и земных
благ.
— Да стой, стой, — смеялся Иван, — как ты разгорячился. Фантазия, говоришь ты, пусть! Конечно, фантазия. Но позволь, однако: неужели ты в самом
деле думаешь, что все это католическое движение последних веков есть и в самом
деле одно лишь желание власти для одних только грязных
благ? Уж не отец ли Паисий так тебя учит?
И да не смущает вас грех людей в вашем делании, не бойтесь, что затрет он
дело ваше и не даст ему совершиться, не говорите: «Силен грех, сильно нечестие, сильна среда скверная, а мы одиноки и бессильны, затрет нас скверная среда и не даст совершиться
благому деланию».
— «Отец святой, это не утешение! — восклицает отчаянный, — я был бы, напротив, в восторге всю жизнь каждый
день оставаться с носом, только бы он был у меня на надлежащем месте!» — «Сын мой, — вздыхает патер, — всех
благ нельзя требовать разом, и это уже ропот на Провидение, которое даже и тут не забыло вас; ибо если вы вопиете, как возопили сейчас, что с радостью готовы бы всю жизнь оставаться с носом, то и тут уже косвенно исполнено желание ваше: ибо, потеряв нос, вы тем самым все же как бы остались с носом…»
С туземцами знался я мало, разговаривал с ними как-то напряженно и никого из них у себя не видал, исключая двух или трех навязчивых молодчиков еврейского происхождения, которые то и
дело забегали ко мне да занимали у меня деньги,
благо der Russe верит.
— Эх! — сказал он, — давайте-ка о чем-нибудь другом говорить или не хотите ли в преферансик по маленькой? Нашему брату, знаете ли, не след таким возвышенным чувствованиям предаваться. Наш брат думай об одном: как бы дети не пищали да жена не бранилась. Ведь я с тех пор в законный, как говорится, брак вступить успел… Как же… Купеческую дочь взял: семь тысяч приданого. Зовут ее Акулиной; Трифону-то под стать. Баба, должен я вам сказать, злая, да
благо спит целый
день… А что ж преферанс?
«Решенное
дело! — подумал я. — Съезжу сам; а спать можно и в дороге —
благо тарантас покойный».
Во время путешествия скучать не приходится. За
день так уходишься, что еле-еле дотащишься до бивака. Палатка, костер и теплое одеяло кажутся тогда лучшими
благами, какие только даны людям на земле; никакая городская гостиница не может сравниться с ними. Выпьешь поскорее горячего чаю, залезешь в свой спальный мешок и уснешь таким сном, каким спят только усталые.
— Удались от зла и сотвори
благо, — говорил поп попадье, — нечего нам здесь оставаться. Не твоя беда, чем бы
дело ни кончилось. — Попадья что-то отвечала, но Владимир не мог ее расслышать.
— Позвольте, — возразил я, —
благо я здесь, вам напомнить, что вы, полковник, мне говорили, когда я был в последний раз в комиссии, что меня никто не обвиняет в
деле праздника, а в приговоре сказано, что я один из виновных по этому
делу. Тут какая-нибудь ошибка.
Государственный совет, пользуясь отсутствием Александра, бывшего в Вероне или Аахене, умно и справедливо решил, что так как речь в доносе идет о Сибири, то
дело и передать на разбор Пестелю,
благо он налицо.
Поехал я снова к председателю и советникам, снова стал им доказывать, что они себе причиняют вред, наказывая так строго старосту; что они сами очень хорошо знают, что ни одного
дела без взяток не кончишь, что, наконец, им самим нечего будет есть, если они, как истинные христиане, не будут находить, что всяк дар совершен и всякое даяние
благо.
Они выплывают во время уж очень крупных скандалов и бьют направо и налево, а в помощь им всегда становятся завсегдатаи — «болдохи», которые дружат с ними, как с нужными людьми, с которыми «
дело делают» по сбыту краденого и пользуются у них приютом, когда опасно ночевать в ночлежках или в своих «хазах». Сюда же никакая полиция никогда не заглядывала, разве только городовые из соседней будки, да и то с самыми
благими намерениями — получить бутылку водки.
Это была скромная, теперь забытая, неудавшаяся, но все же реформа, и блестящий вельможа, самодур и сатрап, как все вельможи того времени, не лишенный, однако, некоторых «
благих намерений и порывов», звал в сотрудники скромного чиновника, в котором признавал нового человека для нового
дела…
Писарь сделал Вахрушке выразительный знак, и неизвестный человек исчез в дверях волости. Мужики все время стояли без шапок, даже когда дроги исчезли, подняв облако пыли. Они постояли еще несколько времени, погалдели и разбрелись по домам,
благо уже солнце закатилось и с реки потянуло сыростью. Кое-где в избах мелькали огоньки. С ревом и блеяньем прошло стадо, возвращавшееся с поля. Трудовой крестьянский
день кончался.
Чтобы отвести душу, Ермилыч и писарь сходились у попа Макара и тут судачили вволю,
благо никто не мог подслушать. Писарь отстаивал новую мельницу, как хорошее
дело, а отец Макар задумчиво качал головой и повторял...
Вахрушка не сказал главного: Михей Зотыч сам отправил его в Суслон, потому что ждал какого-то раскольничьего старца, а Вахрушка, пожалуй, еще табачище свой запалит. Старику все это казалось обидным, и он с горя отправился к попу Макару,
благо помочь подвернулась. В самый раз
дело подошло: и попадье подсобить и водочки с помочанами выпить. Конечно, неприятно было встречаться с писарем, но ничего не поделаешь. Все равно от писаря никуда не уйдешь. Уж он на
дне морском сыщет.
Возрождение ценностей и
благ языческого мира, всей заключенной в этом мире подлинной жизни, почувствованной языческим миром святости первозданной плоти, есть
дело религиозное и с религией воскресенья плоти связанное.
Объясняется это тем, что их мало, и те
блага, какие имеются в их распоряжении, приходится
делить между немногими.
И так изобретенное на заключение истины и просвещения в теснейшие пределы, изобретенное недоверяющею властию ко своему могуществу, изобретенное на продолжение невежества и мрака, ныне во
дни наук и любомудрия, когда разум отряс несродные ему пути суеверия, когда истина блистает столично паче и паче, когда источник учения протекает до дальнейших отраслей общества, когда старания правительств стремятся на истребление заблуждений и на отверстие беспреткновенных путей рассудку к истине, — постыдное монашеское изобретение трепещущей власти принято ныне повсеместно, укоренено и
благою приемлется преградою блуждению.
Если случится, что смерть пресечет
дни мои прежде, нежели в
благом пути отвердеете, и, юны еще, восхитят вас страсти из стези рассудка, — то не отчаивайтеся, соглядая иногда превратное ваше шествие!
Но теперь
дела представляются в таком виде: материальные
блага нужны всякому человеку, но они уже захвачены самодурами, так что слабая, угнетенная сторона, находящаяся под их влиянием, должна и в этом зависеть от самодурной милости какого-нибудь Торцова или Уланбековой; можно бы от них потребовать того, чем они владеют не по праву; но чувство законности запрещает нарушать должное уважение к ним…
По натуре своей он добр и честен, его мысли и
дела направлены ко
благу, оттого в семье его мы не видим тех ужасов угнетения, какие встречаем в других самодурных семействах, изображенных самим же Островским.
Но для того чтоб успешнее достигнуть общей цели, т. е. увеличить сумму общего
блага, люди принимают известный образ действий и гарантируют его какими-нибудь постановлениями, воспрещающими самовольную помеху общему
делу с чьей бы то ни было стороны.
Кроме того, самодурство, при
разделе благ всякого рода, постоянно, по своему обычаю, обижает их, пользуясь само львиной долей, а им ничего не оставляя.
— Просто-запросто, как пришлось к
делу, так и стыдно стало рассказывать, вот и хотите князя с собой же прицепить,
благо он безответный, — отчеканила Дарья Алексеевна.
Возьмусь за
дело, стиснув зубы, да и велю себе молчать;
благо, мне не в первый раз брать себя в руки.
Родион Потапыч только вздыхал. Находил же время Карачунский ездить на Дерниху чуть не каждый
день, а тут от Фотьянки рукой подать: и двух верст не будет. Одним словом, не хочет, а Оникова подослал назло. Нечего делать, пришлось мириться и с Ониковым и делать по его приказу,
благо немного он смыслит в
деле.
Петр Елисеич отмалчивался, что еще больше раздражало Голиковского. Старик исправник тоже молча курил сигару; это был администратор нового типа, который понимал, что самое лучшее положение
дел в уезде то, когда нет никаких
дел. Создавать такие бунты просто невыгодно: в случае чего, он же и останется в ответе, а пусть Голиковский сам расхлебывает кашу,
благо получает ровно в пять раз больше жалованья.
Лизу теперь бросило на работу:
благо, глаза хорошо служили. Она не покидала иголки целый
день и только вечером гуляла и читала в постели. Не только трудно было найти швею прилежнее ее, но далеко не всякая из швей могла сравниться с нею и в искусстве.
— Другое
дело жить, преследуя общее
благо, да еще имея на каждом шагу скотов и пошляков, которые всему вредят и все портят…
«Я терпеть не могу
дня своего рождения, — прибавила мать, — а у вас будет куча гостей; принимать от них поздравления и желания всякого благополучия и всех
благ земных — это для меня наказанье божие».
— С удовольствием-с. Только зачем же до послеобеда ждать? Это сейчас можно,
благо лошади запряжены, четыре версты туда, да четыре версты назад — мигом оборотят. Вот Павел Федорыч — съездите, сударь! И вы — молодой человек, и господа Головлевы — молодые люди… тут же и познакомитесь! Что ж, в самом
деле, неужто уж и повеселиться нельзя!